Неточные совпадения
Но вот
в стороне блеснула еще светлая точка, потом ее закрыл густой дым, и через мгновение из
клубов его вынырнул огненный язык; потом язык опять исчез, опять вынырнул — и взял силу.
Однажды, когда Привалов особенно долго засиделся
в клубе, Иван Яковлич отвел его
в сторону и как-то смущенно проговорил...
Мимо меня бесшумно пролетела сова, испуганный заяц шарахнулся
в кусты, и сова тотчас свернула
в его
сторону. Я посидел немного на вершине и пошел назад. Через несколько минут я подходил к юрте. Из отверстия ее
в крыше
клубами вырывался дым с искрами, из чего я заключил, что мои спутники устроились и варили ужин.
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели,
в чем дело. Из-за гор, с правой
стороны Мутухе, большими
клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы пошли к морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие овраги и высокие мысы.
Тотчас мы стали сушиться. От намокшей одежды
клубами повалил пар. Дым костра относило то
в одну, то
в другую
сторону. Это был верный признак, что дождь скоро перестанет. Действительно, через полчаса он превратился
в изморось. С деревьев продолжали падать еще крупные капли.
Тотчас же составилась партия, и Лопухов уселся играть. Академия на Выборгской
стороне — классическое учреждение по части карт. Там не редкость, что
в каком-нибудь нумере (т, е.
в комнате казенных студентов) играют полтора суток сряду. Надобно признаться, что суммы, находящиеся
в обороте на карточных столах, там гораздо меньше, чем
в английском
клубе, но уровень искусства игроков выше. Сильно игрывал
в свое-то есть
в безденежное — время и Лопухов.
Во время сезона улица по обеим
сторонам всю ночь напролет была уставлена экипажами. Вправо от подъезда, до Глинищевского переулка, стояли собственные купеческие запряжки, ожидавшие, нередко до утра, засидевшихся
в клубе хозяев. Влево, до Козицкого переулка, размещались сперва лихачи, и за ними гремели бубенцами парные с отлетом «голубчики»
в своих окованных жестью трехместных санях.
На дамах бриллианты, из золотых сумочек они выбрасывают пачки кредиток… Тут же сидят их кавалеры, принимающие со
стороны участие
в их игре или с нетерпением ожидающие, когда дама проиграется, чтобы увезти ее из
клуба…
Петровского, как только он вышел на улицу, встретил молодой человек, которому коллежский советник отдал свой бумажник с номинациею и другими бумагами. Тут же они обменялись несколькими словами и пошли
в разные
стороны. У первого угла Петровский взял извозчика и велел ехать
в немецкий
клуб.
— И мне уж позвольте, — сказал кучер. Он был старик, но еще крепкий и довольно красивый из себя. — Не знаю, как вашего табаку, а нашего так они не любят, — продолжал он, выпуская изо рта
клубы зеленоватого дыма, и комары действительно полетели от него
в разные
стороны; он потом пустил струю и на лошадей, и с тех комары слетели.
Даже жандармский полковник сознавал это и хотя, играя
в клубе в карты, запускал по временам глазуна
в сторону какого-нибудь «политического», но делал это почти машинально, потому только, что уж служба его такая.
Часто, глядя на нее, когда она, улыбающаяся, румяная от зимнего холоду, счастливая сознанием своей красоты, возвращалась с визитов и, сняв шляпу, подходила осмотреться
в зеркало, или, шумя пышным бальным открытым платьем, стыдясь и вместе гордясь перед слугами, проходила
в карету, или дома, когда у нас бывали маленькие вечера,
в закрытом шелковом платье и каких-то тонких кружевах около нежной шеи, сияла на все
стороны однообразной, но красивой улыбкой, — я думал, глядя на нее: что бы сказали те, которые восхищались ей, ежели б видели ее такою, как я видел ее, когда она, по вечерам оставаясь дома, после двенадцати часов дожидаясь мужа из
клуба,
в каком-нибудь капоте, с нечесаными волосами, как тень ходила по слабо освещенным комнатам.
Но однажды
в клубе, когда он, по какому-то горячему поводу, проговорил этот афоризм собравшейся около него кучке клубных посетителей (и всё людей не последних), Николай Всеволодович, стоявший
в стороне один и к которому никто и не обращался, вдруг подошел к Павлу Павловичу, неожиданно, но крепко ухватил его за нос двумя пальцами и успел протянуть за собою по зале два-три шага.
Я ответил ему тотчас же, тоже письмом, и совершенно откровенно высказал, что, вероятно, он на меня сердится за происшествие с его отцом, четыре года назад, здесь
в клубе, и что я с моей
стороны готов принести ему всевозможные извинения на том основании, что поступок мой был неумышленный и произошел
в болезни.
Со всех
сторон до Хрипача доносились слухи о подвигах Передонова. Сегодня утром ему рассказали о вчерашнем происшествии
в клубе. Вчера же после уроков к нему явился Володя Бультяков, на-днях наказанный своею хозяйкою по жалобе от Передонова. Опасаясь вторичного посещения его с такими же последствиями, мальчик пожаловался директору.
Но не успел кончить — озарилась светом вся ночь, и все яблони
в саду наперечет, и все цветы на клумбах, и все мужики, и телеги во дворе, и лошади. Взглянули: с той
стороны, за ребром крыши и трубою, дохнулся к почерневшему небу красный
клуб дыма, пал на землю, колыхнулся выше — уже искорки побежали.
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза
в ту
сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся по временам пеною, которая белее пуха лебяжьего останавливается
клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает
в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
— Едва он успел поднять глаза, уж одна оглобля была против его груди, и пар, вылетавший
клубами из ноздрей бегуна, обдал ему лицо; машинально он ухватился руками за оглоблю и
в тот же миг сильным порывом лошади был отброшен несколько шагов
в сторону на тротуар… раздалось кругом: «задавил, задавил», извозчики погнались за нарушителем порядка, — но белый султан только мелькнул у них перед глазами и был таков.
Августовская ясная ночь. Площадка клубного сада; по обе
стороны деревья, подле них ряд столбов, на верху которых группы из освещенных фонарей; между столбами протянута проволока с висящими шарообразными белыми фонарями; подле столбов, по обе
стороны, садовые скамейки и стулья;
в глубине эстрада для музыки;
в левом углу сцены видны из-за деревьев несколько ступеней с перилами, что должно означать вход
в здание
клуба, полное освещение.
При поднятии занавеса издали слышен туш кадрили; разнообразная толпа поднимается по лестнице
в здание
клуба. На авансцене с правой
стороны сидит, развалясь на скамье, Наблюдатель, против него на левой
стороне сидит Москвич. Иногородный стоит посреди сцены
в недоумении. Несколько публики,
в небольших группах, остается на сцене; между ними бегает Разносчик вестей.
Всех жуковских ребят, которые знали грамоте, отвозили
в Москву и отдавали там только
в официанты и коридорные (как из села, что по ту
сторону, отдавали только
в булочники), и так повелось давно, еще
в крепостное право, когда какой-то Лука Иваныч, жуковский крестьянин, теперь уже легендарный, служивший буфетчиком
в одном из московских
клубов, принимал к себе на службу только своих земляков, а эти, входя
в силу, выписывали своих родственников и определяли их
в трактиры и рестораны; и с того времени деревня Жуково иначе уже не называлась у окрестных жителей, как Хамская или Холуевка.
Уходит. Порыв ветра взметает его широкую одежду. Облако желтой пыли застилает площадь, дворец и Короля. Видно, как из
клубов пыли выскакивают маленькие красные Слухи. Они прыгают и рассыпаются во все
стороны. Кажется, что ветер свистит, когда они заливаются смехом. Сию же минуту
в толпе гуляющих раздаются тревожные голоса.
Шальная пуля сделала свое дело. Четверо солдат с носилками бросились к раненому. Вдруг на одном из холмов,
в стороне от пункта, на который велась атака, показались маленькие фигурки людей и лошадей, и тотчас же оттуда вылетел круглый и плотный
клуб дыма, белого, как снег.
Но скажите на милость, что делать с каким-нибудь толстым господином или чахоточным юношей, который тормошит вас, дергает и вертит во все
стороны, стараясь обратить внимание ваше на закат солнца или блеск месяца
в воде? Куда деваться от тех господ, которые
в клубе,
в театре, и на гуляньях, кидаются вам на шею, осыпают вас звонкими поцелуями и с какою-то напыщенною торжественностию благодарят судьбу, доставившую им счастие встретиться с вами?
Клуб оставив пока
в стороне,
Мы ко всей обратимся стране…
К девяти часам вечера большинство почтеннейшей публики уже разъехалось из
клуба — кто
в театр, кто на боковую, кто к разным своим подругам с левой
стороны. Остались только те, которые давно уже выступили бойцами на зеленом поле.
Намокшие травы низко склонились к земле, примолкло все живое, притихло, лишь изредка на роняющей желтые листья березе закаркает отчаянно мокрая ворона, либо серый, летом отъевшийся русак, весь осклизлый от мокреты, высунет, прядая ушами, головку из растрепанного ветром, полузасохшего бурьяна и, заслышав вдали топот лошадиных копыт, стремглав метнется
в сторону и с быстротой вольного ветра клу́бом покатится по полю, направляя пугливый свой бег к перелеску.
В такие тихие ночи можно наблюдать свечение моря. Как
клубы пара, бежала вода от весел; позади лодки тоже тянулась длинная млечная полоса.
В тех местах, где вода приходила во вращательное движение, фосфоресценция делалась интенсивнее. Точно светящиеся насекомые, яркие голубые искры кружились с непонятной быстротой, замирали и вдруг снова появлялись где-нибудь
в стороне, разгораясь с еще большей силой.
Глупость это была с моей
стороны или предательство? Ей-богу, глупость. Мне теперь стыдно и удивительно вспоминать, до чего я тогда бывал глуп. Но не так, должно быть, воспринял мой поступок Горбатов. По-видимому, генерал встретился с ним
в клубе и не поблагодарил его за совет, который он мне дал. Вскоре я встретился с Горбатовым
в коридоре, поклонился ему. Он холодно-негодующими глазами оглядел меня, не ответил на поклон и отвернулся.
Китаец, не поднимая головы, молча шел по дороге. Офицер наскакал на него и бешено замахнулся нагайкою. Китаец что-то стал говорить, разводил руками. Офицер помчался
в сторону. Из-под копыт его лошади ветер срывал гигантские
клубы желтоватой пыли.
Шла широкая китайская дорога, с обеих
сторон заросшая кустами.
В клубах пыли густо двигались обозы. На краю дороги, у трех фанз, толпился народ; подъезжали и отъезжали повозки. Это был интендантский склад. Его не успели вывезти, и прежде, чем зажечь, раздавали все направо и налево проходившим войскам. Подъехал наш главный врач со смотрителем, взяли ячменю, консервов.
— Небось
в клубе были? — выговорила она, глядя
в другую
сторону.
Свой ежедневный режим княгиня также не изменяла для гостей, которые, по большей части соседние помещики и губерские власти, по несколько дней гостили
в Шестове, ведя себя совершенно как дома, заказывали себе
в какое хотели время завтраки (два повара, один переманенный князем из
клуба, а другой старик, еще бывший крепостной, работали, не покладая рук,
в обширной образцовой кухне), требовали себе вина той или другой марки из переполненных княжеских погребов, не мешали хозяевам, а хозяева не мешали им, и обе
стороны были чрезвычайно довольных друг другом.
Второй час ночи. На Рыбной улице повевает только метель, поднявшаяся к полуночи. Ни «Ваньки», ни пешехода.
В будке давно погас огонь. От дома дворянского
клуба, стоящего на площади,
в той же
стороне, где и окружной суд, проедут изредка сани, везут кого-нибудь домой после пульки
в винт. Фонари, керосиновые и довольно редкие, мелькают сквозь снежную крупу, густо посыпающую крыши, дорогу, длинные заборы.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел
в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые
клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по
сторонам.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах;
в то время, когда ораторские таланты так быстро развились
в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда
в самом аглицком
клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия;
в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников;
в то время, когда со всех
сторон появились вопросы (как называли
в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств,
в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились
в неописанном восторге.
Я хотел этому не верить, хотел оглянуться, но никуда, ни
в одну
сторону не видать ничего: кругом ад темный и кромешный. Под самым моим боком у саней что-то копошилось, как
клуб, но не было никаких средств видеть, что это такое. Спрашиваю дикаря, что это. Тот отвечает...
Пьер
в этот день обедал
в клубе и со всех
сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.